Возвращаясь с работы домой, тихим декабрьским вечером, когда до Нового года оставались считанные дни, а снег упруго похрустывал под ногами и на душе было светло и радостно от бодрящего легкого морозца, мастер-путеец Николай Мозолёв, отец молодого семейства, залюбовался празднично убранной витриной универсама.
Залюбовался и не заметил как остановился на тротуаре, рассматривая новогодние бутафории, не обращая внимания на спешащих мимо людей.
Отличное настроение, чарующий зимний вечер навеяли Николаю воспоминание, как встречали уже уходящий год, когда в тесном семейном кругу тёщу, приехавшую с тестем, он дважды назвал «мама». Украшением стола был привезённый ими жирный гусь.
После кухонного колдовства над ним, он, пузатый, с поджаристой корочкой, набитый гречкой и яблоками, возбуждал аппетит, а его благоухание радостью и умиротворением отражалось на лицах собравшихся.
Далеко заполночь пили с тестем на брудершафт, чмокались усы в усы, фехтовали обглоданными гусиными булдыжками, а тёща обещала на следующий год «быть непременно опять - и не с пустыми руками".
Толчок в бедро увесистой хозяйственной сумкой стряхнул с Мозолёва милые сердцу и желудку воспоминания и он, сглотнув слюну, проговорил вслух: «Зайду-ка и куплю что-нибудь на домашнюю елку».
Чего только не было в отделе новогодние игрушки.
Но как-то сразу приглянулась ему маска, с безобразным оскалом клыков, изображающая бабу-ягу. «А, возьму её своему сорванцу, пусть привыкает ничего не бояться», - решает он.
И уже через пятнадцать минут звонит путеец в свою квартиру, держа под мышкой завернутую в бумагу покупку.
Замешкались там, или что еще, но пришлось ему вторично нажать кнопку звонка.
И в этот момент «осеняет» его подшутить над женою.
Спешно надевает он маску, а услышав, что с замком справились, надавливает всем своим телом на дверь и, стараясь хрипло басить, со словами: «Это ограбле-ение! Деньги жи-и-во!», - вваливается в прихожую.
Каково же было его удивление, когда его указательный палец, имитирующий пистолет, воткнулся в тёщин пупок!
Пожилая женщина всю свою жизнь проживающая в деревне, где как известно и пошутить-то некогда, но долгими зимними вечерами проводящая с вязанием у телевизора, а потому знающая, что это означает, громко вскрикнув, опустилась на пол.
Испуганный зять наклоняется над ней, обхватывает руками, и силится поднять.
В это время из кухни, услышав вскрик матери, выскочила жена Николая. Увидев её, он виновато улыбнулся, забыв что на нем маска бабы-яги.
Жена его, женщина хлёсткая и на реакцию быстрая, не признавшая в сумрачном коридоре мужа, изо всех сил навернула его разделочной доской, оказавшейся у неё в руке, кстати, сделанной им самим.
Размашистый удар пришелся в область левого уха. Резинка на маске оборвалась и та упала на пол, что и спасло Николая от дальнейшего знакомства с собственным изделием.
С применением нашатырного спирта и валериановых капель тёщу поставили на ноги. Мозолёв по ходу дела узнал от жены, что тёща приехала на ночь, чтобы завтра утром пораньше попасть на рынок «посмотреть по какой цене сейчас поросята».
Но пришедши в себя окончательно, не дожидаясь и ужина, она вдруг засобиралась на последний автобус, приговаривая: «А что если Майка отелится этой ночью?.. Отцу одному там не справиться... Никак не справиться…». И ни извинения зятя, ни уговоры дочери, не остановили её.
На следующий день Николая можно было увидеть в очереди продовольственного магазина, где он, держа левую руку около уха, словно вслушиваясь в морскую ракушку, присматривал себе бройлерного цыпленка для праздничного новогоднего стола.
© Н.Ратм 2003-2005 
