-А, вообще, как ты относишься к музыке? – спросил белазист Рутов своего соседа Ивана, откупоривая четвёртый пузырь вина.
-Семён, - отвечает Иван, - я автослесарь и в этих бемолях и диезах нифига не смыслю. А октава, к примеру, у меня ассоциирует с домашним животным: так, когда-то звали корову у тещи. Но… хочешь, сейчас, возьму гармошку, - продолжает он, - и… окна прослезятся?.. А потом так ра-азверну и рвану меха… стаканы запляшут!.. Ты же сам знаешь – чего спрашиваешь?..
При слове стаканы Семен энергично наполнил их.
-Нет, дружбан, я не об этом. Сейчас, вот, много говорят о запущенности нашего поколения, в смысле музыкальной культуры. Дескать, раньше народу не было доступно такое музыкальное разнообразие, как сейчас.
-Отчасти, конечно, так оно и есть. – Иван взял нож со стола и стал нарезать хлеб. – Теперь не то что тогда. Раньше бывало включишь телевизор, а там, как правило, мирно сидящий оркестр, напоминающий мне односельчан отдыхающих в тени с граблями и вилами.
А сейчас? Что только не увидишь!.. По сцене носятся с микрофонной стойкой, как с косой по поляне, чтобы побольше сделать закосов – это моё… и это моё…
-А огурцы у тебя класс: маленькие, упругие и рассол светлый, - любовно погладил Рутов по боку трехлитровую банку.
Намек был понят.
Но рассол не пригодился.
Рутов продолжил:
-Так вот… о музыкальной культуре, - захрустел он огурчиком. – Как-то решил… я, дружбан, вникнуть в классику… Так сказать… приобщиться к мировой… культуре захотелось. А что мы… рыжие что ли?
Рутов перестал жевать и вопросительно посмотрел на Ивана. Иван посмотрел на белобрысого Семёна и увидел в нем свое отражение. А поскольку его рот был занят яичницей с салом, он усиленно замахал головою из стороны в сторону, словно лошадь сгонявшая со лба овода.
-Вот, то-то и оно - не рыжие! – уточнил Семен. – Купил я, значит, кассету Моцарта с Бетховеном и как только их не слушал! И тихо, сидя в кресле, и во всю окружность динамика, стоя у окна, и через наушники, лежа на диване, а все без толку: не идут мне на ум видения. Как не тужусь, не представляются пальмы на океанских берегах или там горы в туманной дымке.
-Это может быть потому, что мы их никогда не видели? – старательно разжевывая пищу, вставил Иван.
-Ну, не скажи, - поднимает ввёрх указательный палец Рутов. – А почему тогда не возникают под эту музыку картины знакомые с детства: зеленый ковер колхозного клевера, к примеру, а по нему стадо пестрых домашних коров; или чернеющая сеялка на заснеженном поле?
Иван поднял глаза к потолку, ни раз и ни пять, залитый соседями сверху:
-А может что-то со слухом?
-Вот, примерно так, подумал и я тогда! Наверное, думаю, что-то наследственное – может какой-то ген отсутствует, что, как ты сказал, ас-со-ци-ации вызывает. А тут сиди организм надсаживай!.. И, знаешь, так бы и остался я с этой мыслью о своей ущербности, дружбан, если бы не случай.
Правый кулак Семена с поднятым вверх большим пальцем выехал вперёд, затем повернулся против часовой стрелки на сто восемьдесят градусов и выразительно ткнулся в один и другой стакан.
Иван весело загрузил их.
Рассол опять не пригодился.
-А дело было так. Возвращаюсь я однажды зимним вечером от кума. Звезд на небосклоне, как дырок в сите. Снежок под ногами похрустывает, как твой огурчик на зубах. Луна заигрывает, то шалунья спрячется, а то появиться, но уже с подругою. Настроение - петь хочется! С кумом, как вот сейчас с тобой, пообщались перед выходным… Подхожу я этак к своему подъезду и слышу рядом, под аркой, в неосвещенной её половине, гитара жалобно икает. Думаю, что это так грустно у нашей молодежи? Загляну-ка, поинтересуюсь их проблемами; о музыке поговорим – время-то есть свободное, хотя, конечно, уже и позднее. Заруливаю я, значит, в их сторону и с улыбкой во все лицо – афиширую свое дружелюбие! – бодро так, стараюсь пересечь границу света и тьмы разделяющею нас.
Семён наколол вилкой огуречный зеляпупок и положил ее на стол.
-Стараюсь, значит, я попасть в эту темень, чтобы увидеть тех с кем придется общаться…. а оттуда меня гитарой по темечку хрясь!.. А ага, понимаю, не хочет общаться музыкально просвещенная молодежь – не желает… и быстренько, эдак, назад восвояси… Но вот с тех пор, веришь, дружбан, как услышу где гитару – голова вжимается в плечи… То есть ассоциации срабатывают, а это значит, что с генами у нас всё в ажуре и что не рыжие мы. Не рыжие!
Иван закивал головою, в знак согласия.
-Правда, с тех пор у меня в ушах, какая та нота постоянно звенит, - неожиданно добавил Семен, глядя на пустые стаканы.
Иван разлил остальное, сочувственно увеличив долю приятеля.
-Ну ладно, что бог не даёт – всё к лучшему! – оживился Семен вновь и протянул свой стакан через стол к Ивану. – Ну что, побудем?
Иван выставил руку вперёд со своим и… склянки пробили.
Семенов стакан сделал задний ход, и не успела бы муха моргнуть, как его содержимое оказалось на дне желудка, а изо рта вырвалось «когда-а б име-ел, златы-ые горы…».
-За то, что не рыжие, - и, резко выдохнув ртом, Иван догнал Семёна.
© Н.Ратм 2003-2005 
